Семь стихий - Страница 51

Не знаю, что более верно. Он появлялся, стоило вспомнить о песне, мелодии, даже об одной-единственной музыкальной фразе... и играл. И его продолговатые, чуть прищуренные глаза смотрели вдаль, мимо меня. Раз показалось: глаза как будто печальны, это только игра света делает их такими лучистыми, чуть смеющимися. Меня озадачило: как это не вязалось с его игрой! Есть такая высшая ступень мастерства, когда любая тема звучит как откровение. И тогда рождается свет, от него - сила, волшебство, долгие мгновения озарений!

Так уж он умел играть.

Его большие ладони прикасались к серебряным планкам, и звуки наполняли комнату. Он почти не говорил. Только играл. И не столько для меня, сколько для себя. Словно раздумывал о прошлом, о времени, о разных людях и, конечно, о любви. О чем поведали его музыкальные размышления?

Заиграет - и я вижу старые улицы над рекой и чей-то белый платок, яркие девичьи губы, весенний зернистый снег и огонь холодного заката... Музыка - искристая роса и желтоголовые калужницы над омутом, зеленые холмы за речной излукой и гребни волн на озерном просторе. И купол дерева на берегу с теплым воздухом под ним - влажным, с шорохом листьев и веток. Как будто тростниковый перезвон... Мелодия рассказывает: синь, ветры, высокие сосны, желтое свечение ивняка, березы, черные волны. Отголубело лето!

О чем расскажет сердцу гармонь? О долгом безлунном времени. О том, что быстро чертят небо темные птицы. А небо, как кровля, нависло над землей. Обветшали зеленые ограды рек - дремучие кусты. И роща прощально шумит листьями перед зимним сном.

Живые звуки: вышла за околицу девица с гладким пробором. Смеркается. Моросит. Стелется туман. Все затихает.

И снова звуки. Точно хрусталь. Мороз. Снег. В распахнутом небе синие таинственные огни. О временах года, как повелось, рассказывает музыка. Поет гармонь, звучит стародавняя песня. Глаза гармониста веселы, непроницаемы. Пальцы бьются как крылья: звени, звени, гармонь! Играй, гармонист.

* * *

Я заснул с мыслью о гармонисте.

В мой сон вошли едва уловимые запахи и шорохи. Наверное, я не закрыл окна, и к утру в комнате стало прохладно.

Но еще раньше я просыпался. Я говорил. С кем же?..

...Женщина с коротко подстриженными волосами и тонкой ниткой коралловых бус на стройной шее. Бусины были красными, как густая кровь или как темная ржавчина, причудливой формы, но гладкие - с отсветами мерцающих точек. Я долго не узнавал ее. Пока мы не заговорили. Она сидела на стуле у самого окна.

- На улице свежо, - сказала она, - может быть, прикрыть окно?

- Нет, не надо, впрочем, если вам холодно...

- Мне? - удивленно спросила она. - Холодно? Ну нет...

Ее реплика озадачила меня. Я сидел за столом, гораздо дальше от окна, и то ощущал легкий озноб. Впрочем, он скоро прошел. Меня не удивило, что на улице ночь и что визит ее, следовательно, можно назвать поздним. Я пытался об этом думать, но никак не мог сообразить, была ли какая-то причина ее прихода или нет. Мой сон как будто начинался с середины.

- Вам нравятся мои бусы? - спросила она с наивной интонацией, но вполне искренне.

- Очень красивые бусы, - отозвался я, и у меня вдруг возникло такое чувство, что одновременно я ответил и на другой ее вопрос. И как будто этот другой вопрос, не относящийся к бусам, был важнее для нее. Но потаенный смысл разговора все еще не доходил до моего сознания.

Она улыбнулась. Спросила:

- Вы помните меня? Или забыли?

И я вспомнил. Но не сказал вслух. Промолчал. Просто кивнул.

- Хорошо, что вспомнили, - сказала она и опять улыбнулась.

Улыбка у нее была едва заметная. Только глаза улыбались, но не губы. Меня вдруг осенило. Я понял, почему она спросила о бусах. Хотела сказать, что я не смогу ее больше увидеть. Вот что она хотела сказать! Она кивнула, словно подтверждая мою догадку.

- Я давно не видел вас, - сказал я и тут же заметил, что лицо ее стало серьезным, даже озабоченным. Как тогда... почти сорок лет назад, зимой, когда она наклонилась над заснеженной ямой, чтобы подать мне руку. Но с тех пор она не изменилась, вот в чем штука, и я почему-то не был нисколько этим удивлен.

- Что же случилось? - спрашивал я. - Куда вы исчезли?

Она наконец рассмеялась. До того необыкновенен был мой вопрос.

- Я понимаю, - поправился я. - Очень даже хорошо понимаю, как сложно...

Смех застыл в ее глазах. И я будто бы спросил ее, почему эта встреча - только сон.

- Но во сне время бежит иначе! - воскликнула она. - За одну минуту можно поговорить о многом.

И я опять понял скрытый смысл ее ответа: "Пусть это останется сном!" И понял, что смог раньше увидеть ее только потому, что случилось нечто непредвиденное, из ряда вон выходящее. Что же? Я вспомнил далекую зиму в северном поселке... Что случилось тогда?

- Нет, не могу понять... - сказал я откровенно, и она, конечно же, догадалась, о чем я, и сказала:

- Это было так давно.

Вот оно что, подумал я, и опять возник другой, настоящий ответ: незадолго до того, в один прекрасный день и час космический зонд поднял со дна впадины подводный цветок. Там, на планете, в созвездии Близнецов. Наш земной зонд. Посланный предками, он успел приблизиться к горячей планете, облететь ее, сесть, успел поднять со дна добычу. Вот оно в чем дело! Совпадение казалось случайным - и закономерным. Мысль работала быстро, я пробовал разобраться в вихре событий. Но как передать словами эту удивившую меня взаимосвязь явлений и фактов, разделенных годами и парсеками?

Мне придется начать издалека.

Кто похож на нас во вселенной? Где миры, на которых есть жизнь? Поколения исследователей и мечтателей задавали себе эти вопросы и пытались на них ответить. Придумали даже гипотетический язык для межпланетных и межзвездных контактов - линкос. Будто бы и в самом деле полезно обмениваться фразами, основанными на математических аксиомах и константах. Наконец стало ясно: контакт возможен при близких уровнях развития цивилизаций. В иной ситуации диалог носил бы даже забавный характер, а его последствия трудно было бы предвидеть. Кто рискнет на свой страх и риск вмешаться в естественный ход событий? Сделав это однажды, нельзя потом освободиться от необходимости делать это постоянно. Начав, нельзя остановиться. Можно говорить лишь о локализации такого влияния, но и это стоит огромного напряжения: ведь на арену действующих сил выступает пространство-время. И еще один фактор, который мы склонны недооценивать. Это энергия-точность... именно так. Чтобы электронная машина вычисляла тридцать знаков после запятой, нужна энергия: расчет длителен, утомителен. Многие часы и дни работы - затрата энергии. Только тогда результат точен. А если говорить о больших величинах, об очень высокой точности? Если, к примеру, нужно получить пятьдесят, сто знаков? Может показаться, что это абстрактная задача, никому не нужная. Безусловно, если речь идет о масштабах планеты или даже солнечной системы.